Чтобы публикация не растянулась навечно, продолжаю постить к 170-летию Самарской губернии части большого текста. О том, что та губерния была совсем не такой, как мы её сейчас представляем. Всё по тегу #хлебнаялихорадка
Часть II. Илюстрация - железная дорога в Самаре
Превратившись в один из крупнейших хлебных “хабов”, она перестала быть частушечным “Самарой-городком”. В конце XIX века Самара стала девятым по численности городом Российской империи из находящихся теперь на территории России (девятой же по этому показателю является и сейчас). По первой всеобщей переписи населения на рубеже столетий в Самаре жило без одного 90 тысяч человек (с момента основания губернии в 1851 году город вырос в шесть раз). К слову, примерно столько же человек сейчас живёт в Самарском и Ленинском районах города, границы которых практически совпадают с границами дореволюционной Самары. После же эвакуации сюда людей из западных губерний в Первую мировую её население уже оценивалось в 160 тысяч. Почти двухкратный рост за неполные два десятилетия.
Кроме того, случались и крупные появления сезонных работников. Одних только бурлаков к началу навигации в Самару приходило около двадцати тысяч. Недаром австриец Альфред Фон Вакано в конце XIX века для строительства своих гигантских по тем временам пивзаводов нашёл на территории Российской империи две перспективные точки роста - хлебную Самару и нефтяной Баку.
Во второй половине XIX века город и новая российская губерния получили ещё один прилив сил. Старая традиционная дорога - Волга соединилась с железной дорогой, которая позволила отправлять и получать грузы сначала с Урала, а потом и из Сибири и вновь присоединённой Средней Азии. В 1880 году в районе села Обшаровка открылся длиннейший на тот момент железнодорожный мост Европы и единственный тогда в этом течении Волги, действующий до сих пор.
Это обеспечило ещё более бурный экономический подъём в губернии, а Самара выросла до 140 кварталов, во многом, покрытых ныне патиной, тленом и изуродованных хаотичной застройкой нулевых и десятых годов нашего века. Но по-прежнему столь притягательных своими многочисленными деталями, лабиринтами двориков и немногими пережившими 1930-е высотными доминантами в виде колоколен, шпилей и куполов.
Я бы совершенно точно был бы другим человеком, если бы маленьким мальчиком не пугался чучела жигулёвского подвида бурого медведя именно под готическими сводами костёла (тогда - краеведческого музея). Или не ходил бы мимо многочисленной где-то богатой и изящной лепнины на фасадах, а где-то явно сделанной крестьянами, на своё усмотрение мешавшими античность с лубком. Не видел этих резных наличников, где-то придуманных архитекторами в стиле а-ля рюс на основе столичных журналов, а где-то таящих в себе принесённые в бурно растущий город из деревень орнаменты разных народных традиций.
(Продолжение следует...)
